Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]
Поэтому после ланча мы поехали на кладбище Краун Хилл, место последнего пристанища для трех вице-президентов, одного президента и Августа Уотерса. Заехав на холм, мы припарковались. Машины с ревом проносились мимо по 38 улице. Мы легко нашли его могилу: она была самая свежая. Земля неровная. Надгробие еще не установили.
Я не чувствовала, что он был рядом, ничего такого, но все равно взяла один из маминых идиотских французских флагов, чтобы воткнуть его в землю у него в ногах. Может, проходящие мимо подумают, что он был членом Французского Иностранного легиона или героическим миссионером.
★★★
Лидевай наконец ответила мне в шесть часов вечера, когда я сидела на диване и смотрела одновременно телевизор и видео на ноутбуке. Я сразу заметила, что к письму были прикреплены четыре файла, и хотела сначала открыть их, но победила соблазн и прочла письмо.
Дорогая Хейзел,
Когда мы пришли в дом Питера тем утром, он был очень пьян, но это немного облегчило нам работу. Бас (мой парень) отвлекал его, пока я просматривала мешок для мусора, в котором Питер хранит почту поклонников. Но потом я вспомнила, что Август знал домашний адрес Питера. На его обеденном столе лежала огромная гора почты, где я очень быстро нашла письмо. Я распечатала конверт и увидела, что оно предназначалось Питеру, поэтому я попросила его прочитать письмо.
Он отказался.
В этот момент я очень разозлилась, Хейзел, но я не стала на него кричать. Вместо этого я сказала ему, что он должен прочитать это письмо от мертвого парня ради своей мертвой дочери, и дала ему письмо, и он прочел его полностью и сказал — цитирую дословно: «Отправь его девочке и скажи, что мне нечего к этому добавить».
Я не читала письмо, хотя мои глаза и зацепились за некоторые фразы, пока я сканировала страницы. Я прикрепила их к е-мейлу, а сами листы сейчас отправлю по почте тебе домой; адрес не изменился?
Благослови и храни тебя Бог, Хейзел.
Твой друг,
Лидевай Флиханхарт.
Я открыла четыре приложенных файла. Его почерк был в беспорядке, он промазывал мимо строк, размер букв менялся вместе с цветом чернил. Письмо было написано больше, чем за пару дней, то в ясном, то в замутненном сознании.
Ван Хаутен,
Я хороший человек, но хреновый писатель. Ты хреновый человек, но писатель хороший. Из нас вышла бы отличная команда. Не хочу просить тебя об одолжении, но если у тебя есть время, — а из того, что я видел, можно сделать вывод, что его у тебя завались, — не мог бы ты написать для Хейзел прощальную речь? У меня есть кое-какие заметки, но их надо бы слепить во вразумительное целое. Или просто скажи, что здесь изменить.
Вот что я вам скажу о Хейзел: почти все мы одержимы желанием отметиться в этом мире. Оставить наследие. Пережить смерть. Мы все хотим, чтобы нас помнили. И я не исключение. Что больше всего меня беспокоит — это остаться еще одной безвестной потерей в древней и бесславной войне против болезни.
Я хочу оставить след.
Но, Ван Хаутен: следы, которые чаще всего оставляют люди, — это шрамы. Ты открываешь уродский супермаркет, начинаешь государственный переворот или пытаешься стать рок-звездой, и думаешь: «Ну теперь-то меня запомнят», но а) тебя не помнят, и б) все, что ты оставляешь после себя — еще большие шрамы. Твоя революция ведет к диктаторству. Твой магазин разоряется.
(Ладно, может я не такой уж и хреновый писатель. Но у меня не получается наводить порядок в словах. Мои мысли — это звезды, из которых я никак не могу составить созвездия.)
Мы как куча собак, которые метят пожарные гидранты. Мы отравляем подземные воды нашей ядовитой мочой, помечая все значками «МОЕ» в смехотворных попытках пережить смерть. Я не могу перестать писать на гидранты. Я знаю, что это глупо и бесполезно — невероятно бесполезно в моем нынешнем состоянии — но я такое же животное, как и другие.
Хейзел не такая. Она ступает легко, старик. Она легко ступает по земле. Хейзел знает правду: мы с такой же вероятностью можем навредить вселенной, как и помочь ей, и, скорее всего, не способны ни на то, ни на другое.
Кто-нибудь скажет, что то, что она оставляет не такой глубокий шрам, — это печально, что меньше людей ее помнят, что любили ее сильно, но не много. Однако это не печально, Ван Хаутен. Это триумфально. Достойно героя. Разве это не настоящий героизм? Как говорят доктора: во-первых, не навреди.
В любом случае, настоящие герои — это не те, кто что-то делает; настоящие герои — это люди, которые ЗАМЕЧАЮТ вещи, обращают на них внимание. Тот парень, который изобрел вакцину от оспы, ничего на самом деле не изобретал. Он просто заметил, что те, у кого коровья оспа, не заболевают натуральной оспой.
После того, как я засветился на ПЭТ, я прокрался в реанимацию посмотреть на Хейзел, пока она была без сознания. Я просто вошел туда прямо за медсестрой с пропуском, и у меня вышло посидеть рядом с ней минут десять перед тем, как меня поймали. Я и вправду думал, что она умрет до того, как я скажу ей, что тоже умру. Это было жутко: бесконечное механическое бормотание интенсивной терапии. У нее из груди сочилась темная раковая жидкость. Глаза закрыты. Вся в трубках. Но ее рука все еще была ее рукой, все еще теплой, и ногти все так же накрашены этим темно-синим, почти черным лаком, и я просто держал ее за руку и пытался представить мир без нас, и на какую-то секунду я стал достаточно человечен, чтобы понадеяться на ее смерть, чтобы она никогда не узнала, что я тоже умираю. Но потом я захотел больше времени на то, чтобы мы смогли влюбиться. Кажется, мое желание сбылось. Я оставил свой шрам.
Медбрат вошел и сказал, чтобы я уходил, что посетителей не пускают, и я спросил, все ли с ней будет в порядке, а он сказал: «У нее все еще накапливается вода». Благословение в пустыне, проклятие в океане.
Что еще сказать? Она такая красивая. На нее можно смотреть, не уставая. Я никогда не беспокоился, что она умнее меня: и так понятно, что это правда. Она смешная, но не грубая. Я люблю ее. Мне так повезло любить ее, Ван Хаутен. Старик, в этом мире мы не можем решать, принесут нам боль или нет, но только за нами остается слово в выборе того, кто это сделает. Я доволен своим выбором. Надеюсь, и она своим.
Конечно, Август.
Конечно.
Благодарности
В этом романе болезнь и ее лечение представлены с художественной точки зрения. Например, такого препарата, как Фаланксифор, не существует. Я выдумал его, потому что мне хотелось, чтобы он был. Кто-либо, кто желает узнать настоящую историю рака, должен прочитать Императора всех болезней Сидхардхи Мукхердже. Я также признателен Биологии рака Роберта Вайнберга и Джошу Сандквисту, Маршалу Уристу и Йоннеке Холландерс, которые делились со мной своим временем и опытом по части медицинских фактов, которые я с радостью игнорировал в соответствии с моими прихотями.
Автор хотел бы выразить свою признательность:
Эстер Эрл, чья жизнь была подарком для меня и многих других. Я также благодарен семье Эрл — Лори, Уэйну, Эбби, Энгл, Гранту и Эйб — за их дружбу и великодушие. Вдохновленные Эстер, Эрлы основали благотворительную огранизацию This Star Won’t Go Out. Больше можно узнать на сайте tswgo.org.
Голландскому литературному фонду, который предоставил мне возможнось два месяца работать над книгой в Амстердаме. Я особенно благодарен Флер Ван Коппен, Яну Кристофу Буле Ван Хенсбрек, Янетте де Виц, Карляйн Ван Равенстейн, Мархи Схипсма и голландскому сообществу нердфайтеров.
Моему издателю, Джулии Страус-Гэйбел, которая не отцеплялась от этой истории в течение многих лет взлетов и падений, так же как и великолепная команда издательства Penguin. Особая благодарность Розанне Лоер, Деборе Каплан, Лизе Каплан, Стиву Мельтзеру, Нове Рен Суме и Ирене Вандервурт.
Илин Купер, моему наставнику и фее-крестной.
Моему агенту Джоди Римеру, чей мудрый совет не раз спасал меня от бесчисленных катастроф.
Нердфайтерам, за то, что остаются классными.
Кэтитюд, за единственное желание сделать мир не таким хреновым местом.
Моему брату Хэнку, лучшему другу и ближайшему коллеге.
Моей жене Саре, которая не только является любовью всей моей жизни, но и первым и самым доверенным читателем. Также, крошке Генри, которого она мне подарила. А еще, моим родителям, Майку и Сидни Грин, и родителям жены, Конни и Маршалу Урист.
Моим друзьям Крису и Марине Уотерс, которые помогали с этой историей в наиважнейшие моменты, а также Джоэлин Хослер, Шэннон Джеймс, Ви Харт, блестящему специалисту по диаграммам Карен Каветт, Валери Барр, Розианне Холс Рохас и Джону Дарниэллу.
